По благословению епископа Рыбинского
и Романово-Борисоглебского Вениамина

«Неправильный» Бог

Я очень люблю порядок. Мне греют сердце аккуратно разложенные по своим полочкам вещи, оформленные списки задач и покупок, выверенные алгоритмы и ровные таблицы Excel. И, думаю, не только меня порой посещает мечта: найти «золотые», универсальные, абсолютно ко всему и всегда подходящие правила, которым с упоением и упрямством можно было бы следовать всю жизнь.

Но, читая Евангелие, я с каждым днём всё больше уверяюсь в поистине ужасной для перфекциониста мысли: таких правил нет, никогда не было, никогда не будет, и, самое крамольное: нет более неподходящего слова для христианства, чем горячо любимое «правильно».

Согласен, мысль дерзкая, и так долго мне не хотелось её пускать на порог ума, но её очевидность лично меня лишает всяких аргументов.

Посудите сами.
Вот Христос, Бог, Владыка мира, рождается от Девы (вопреки всем обычным законам зачатия) в бедной семье, в хлеву, лежит беспомощным младенцем в кормушке для скота. Первыми об этом событии узнают случайные пастухи, объединившиеся в хор с ангелами, а также языческие волхвы, находящиеся за тридевять земель.

Возмужав, Он приходит к берегам мутной речушки Иордан, где склоняет голову перед тем, кто «не достоин развязать ремень на его сандалиях». Далее Он выходит на проповедь, где говорит, что счастливы нищие и плачущие, что надо подставлять вторую щёку и любить врагов.

В Его притчах устраивают пир в честь возвращения промотавшегося кутилы, хвалят проворовавшегося управляющего и посылают единственного сына к бандитам, к которым следовало бы послать наряд ОМОНа. В пример правоверным иудеям Он методично ставит полуязыческих самарян, римского сотника и хананеянку; седых раввинов призывает подражать малым детям.

Он предпочитает ничего не делающую Марию труженице Марфе. Он регулярно, нарочно совершает исцеления в субботу, прекрасно зная, какова будет реакция большинства. Этот список можно долго продолжать, но тогда здесь придётся пересказать более половины Евангелия.

Порой создаётся впечатление, что Он специально ищет случая нарушить те или иные устои, делая это, возможно, даже с улыбкой. Зачем? Зачем так эпатировать народ, столь бережно и кропотливо веками слагавший нормы и традиции религиозной культуры и «светской этики»? Оставлю вопрос открытым, но замечу, что в этом Господь вполне остался верен Своему стилю, который проявлял в те самые столетия общения со своим народом.

Ведь это Он решил сделать Своим избранным народом египетских рабов без определённого на тот момент места регистрации, как позже Он же выберет на апостольское служение не 12 самых образованных дипломатов, а 12 неграмотных рыбаков.

Это Он велел Аврааму принести в жертву единственного долгожданного сына, в последнюю секунду остановив уже занесённый над перепуганным отроком нож. Это Он пожалел сына Авраама и не пожалел Своего. Им была гарантирована неприкосновенность Каину, и за один лишь взгляд обращена в соляной столп жена Лота.

Он повелел «гугнивому» Моисею идти уговаривать самого фараона, сердце которого Сам же ожесточил. Он же поставил всё того же Моисея, «самого кроткого человека на Земле», вождём многочисленного грубого разрозненного народа, предложив в самом начале смены экстремальную экспедицию.

Он отправил Гедеона с 300 воинами против тысяч филистимлян, а щуплого юношу Давида вывел сражаться с верзилой Голиафом. Им был так сурово испытан праведный Иов, и пред Его очами беспечно почил в неге и роскоши отступивший от Истинного Бога Соломон.

По Его призванию чувствительный и полный слёз Иеремия должен был произносить грозные обличительные речи, а резкий националист Иона – проповедовать покаяние среди язычников и быть свидетелем Божией милости к ним.
И вновь перечень можно продолжать бесконечно, и снова всё так «неправильно».

А может, это мы что-то не так поняли и делаем что-то не так?
Ведь если наш Бог столь непредсказуем и оригинален, если Он так ярко показывает Своё отношение к рутинным шаблонам, то, может быть, стоит задуматься над этим? Для чего же мы тогда столь упорно пытаемся вогнать свою внутреннюю жизнь в духовно-бетонные границы пыльных правил и угрюмых канонов? Ему ли мы хотим угодить назидательным упоминанием заповедей Божиих и уставов церковных, Его ли порадуем прилежным каноническим послушанием и тщательным отбором блюд в постное меню?

Для чего мы меряем молитвы количеством «вычитанных» текстов, а духовность – количеством выисканных с микроскопом грехов и силою их преувеличения? Для чего эти бесконечные и очень солидные ссылки на «фантастические» тексты Типикона и правила соборов тысячелетней давности, которые почти никто никогда полностью не читал?
И эти вопросы я оставлю открытыми.

А в эпилоге всё же вернусь к своей заветной мечте. Мне кажется, одно универсальное правило всё-таки есть: никогда не упускать из виду нашего интересного, неординарного, живого Бога. Вслушиваться в Его голос, играть «по руке» Дирижера, с азартом ребёнка ждать, какую же штуку Он нам приготовит сегодня?

Конечно, подгадать и быть готовым всё равно не получится: Он так часто предлагает нам всё самое интересное и лучшее в самый «неподходящий», как кажется нам с высоты своей правильности, момент.