— Ну что, старая, где деньги? Вяжи ее покрепче.
— Какие деньги, сыночки, пенсию еще не приносили.
— Корову продала вчера? Куда деньги спрятала?
— Давай обкладывай ее книгами. Божественные книги, говоришь? Ну вот, будешь на божественных книгах гореть.
— Подай канистру, вон там в углу стоит.
Таисия Петровна Щеглова служила старостой в закобякинском храме всю свою жизнь. В восьмидесятых годах церковь в Закобякино горела целую неделю. Пожар начался с чердака, замкнуло проводку. Пожарные потушили, но зимняя часть храма дымилась еще целую неделю. Когда начался пожар, она одна вытаскивала на улицу все, что могла поднять. Первым делом спасала престолы. Сама вынесла их на улицу.
Церковь серьезно пострадала. Необходимо было менять перекрытия, но кто мог взяться за такую работу, да еще и бесплатно? Таисия Петровна поехала за помощью в Троице-Сергиеву Лавру, к отцу Науму, а в келье у батюшки в это время находился протоиерей Федор Иванов, в прошлом строитель. Через несколько лет батюшка станет моим духовником, и даст мне наказ, никуда не уезжать с закобякинского прихода. Поскольку и сам он однажды получил указ о назначении настоятелем в Закобякино, и только из-за болезни матушки отца Федора оставили служить в Курбе.
Отец Наум во всех подробностях рассказал Таисии Петровне и отцу Федору, как своими силами без помощи крана поменять перекрытия в храме, и благословил батюшку восстанавливать церковь.
Закрыть приход в Закобякино собирались много раз. Однажды угроза закрытия была настолько серьезной, что Таисия Петровна поехала в Москву к генерал- лейтенанту КГБ, председателю Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР Куроедову В. А., самой одиозной фигуре в Министерстве.
Только личное обаяние Таисии Петровны и заступничество Пресвятой Богородицы смягчило сердце генерала, и неожиданно для всех он дал распоряжение храм в Закобякино не закрывать.
Постоянного священника в Закобякино не было. После смерти отца Виталия Зверева, жившего на приходе, службы стали совершатся нерегулярно. Дороги до села не было, из Ярославля летали самолетом. Вот и добиралась Таисия Петровна до Ярославля на «кукурузнике», выпрашивала священника в епархиальном управлении послужить на какой-нибудь праздник или в воскресный день.
Неуплата положенных в советское время налогов грозила приходу закрытием храма. Обычно это бремя на себе несли старосты. Знаю по своей прабабушке Феофании, которая тридцать пять лет служила старостой Яковлевско-Благовещенского храма в Ярославле. Жила в деревне Ботово и пешком ходила в Яковлевскую слободу. Очень похожая история. Храм так же горел, и прабабушка на санях, одна, в февральский мороз, спасала церковную утварь.
У меня хранятся почтовые карточки с требованием уплатить налог, которые из райфинотдела получала моя прабабушка, и затем оплачивала из своей пенсии. Точно такие же карточки получала и Таисия Петровна. Одна воспитывала семерых детей. Муж погиб рано. Работала в колхозе и платила налоги за храм.
В тот январский день она продала корову и вернулась домой. Как уголовники узнали о продаже – неизвестно. Проследили, где живет, «проводили» до самого Осиновца, узнали, что во всей деревне бабуля живет одна. И, когда стемнело, пришли…
***
Таисия поцеловала золотой крестик, подаренный отцом Виталием еще в шестидесятых годах, незадолго до смерти батюшки. Положила под подушку и откинула одеяло. Посмотрела в окно и широко перекрестилась на закобякинскую колокольню. Уже хотела лечь в постель, но вспомнила дочек живущих в Питере. Села на кровать перед общей фотографией детей и внуков. «Как там, у Ирки-то дела, что-то давно не звонила… Николай давно не заходил, в соседней деревне ведь живет. А что сделаешь?» — глубоко вздохнула, — «Такая жись, уж мне восемьдесят пять годов, чего им со старой возиться».
Раздался стук в дверь. «Господи, кто же это там. Неужто Коля прибежал зачем-то?» Подошла к двери, но открывать сразу не стала.
— Кто там?
— Мы сбились с дороги, откройте, пожалуйста.
— Сыночки, так вам надо прямо через мосток пройти, и потом на дороге направо, в аккурат попадете в Закобякино. Тут негде плутаться-то.
Проверила засов, и уже было пошла обратно в комнату, как за дверью раздался женский голос:
— Пустите Христа ради, мы замерзли.
Таисия остановилась. Оглянулась на дверь и открыла засов.
Дверь резко рванули на себя. За порогом стояли пять человек, цыгане, четверо мужчин и одна женщина, русская.
Сильный тычок в грудь, упала на спину. Быстро вчетвером схватили за руки и за ноги, и потащили в комнату. Положили на лавку лицом вниз. Связали за спиной руки и ноги «ласточкой». В таком положении она пролежала четыре часа.
Самый матерый резким движением скинул с кровати матрац на пол. К ногам упал золотой крестик подаренный отцом Виталием. Под матрацем на кровати ничего не было.
Забрали все продукты из холодильника, картошку, соленья таскали мешками и банками на улицу. Спустились в погреб, и все что там было, подняли наверх. Иконы, посуду, вещи ¬– забрали всё. Сгребли в кучу богослужебные книги, выдирали страницы и бросали на спину Таисии Петровны. Облили бензином и стали поджигать…
— Ты точно мне бензин принес?
— У тебя что, нос заложило? Вонища на всю хату.
— Да не горит он. Дай зажигалку, спички отсырели.
— Бензин не горит?
— Ну, старуха, раз не горишь, оставайся здесь подыхать.
— Ничего, вроде разгорается.
Бумага на спине вспыхнула, халат начал чернеть, по комнате разошелся запах паленых волос и ткани. Вышли из комнаты в сени, на дворе лежало много сена.
— Поджигай, тебе говорю, все равно старуха сгорит.
Молодой цыган бросил горящую спичку в сено. Фейерверк искр закружился к потолку.
Уходя, резко хлопнули дверью. Едва занявшееся сено погасло, как и огонь на спине Таисии Петровны. Невероятным образом ей удалось доползти до печки, где лежали заготовленные лучины для растопки. Захватив рукой одну из них, она перетерла веревку.
Не помня себя, простоволосая, босиком по снегу, пошла в соседнюю деревню к сыну…
***
2005 год. Город Любим. Судебное заседание. В зале Суда присутствуют представители цыганской общины во главе с цыганским бароном. Самый главный из банды полгода находился в костромской психиатрической больнице – столько времени понадобилось, чтобы опровергнуть симулируемую им невменяемость.
Слово предоставили пострадавшей.
— Я не могу никого судить. Я всех прощаю, — сказала Таисия Петровна.
В зале стояла звенящая тишина. В глазах многих присутствующих блестели слезы. Судья не смог продолжать вести процесс и объявил десятиминутный перерыв…